"Пути к Альмиретта" (фэнтези, мистика, приключения)

История берет свое начало с нью-йоркского школьника, сталкивающимся с необычными явлениями настолько часто, что привлекает внимание ФБР и департамента полиции Нью-Йорк. Но могли ли они себе представить, какие силы они подтолкнули к действию своим вниманием?

…

В шуме приближающихся сирен и обсуждений соседей он заметил незнакомый этому кварталу типичный американский «дом на колесах», катящийся с какой-то подавленностью, словно вёз не живых людей, а участвовал во всеобщей похоронной процессии. Выбежавшие из машины люди в темноте и отблеске мелькающих маячков казались ему знакомыми, и только сейчас в сердце Эндрю пришелся удар, который столь юный организм ещё не готов был вынести – в исчезнувшем доме были его родители, спавшие и погребенные заживо. 

- Рожденный в рубашке так умереть не может…

- Ты прав, везение это или что-то другое, но это трудно объяснить. Как его организм смог выдержать такое напряжение? Профессор Уайд считает, что каждая его клетка сейчас должна напоминать оголенный нерв, но что же чувствует он сейчас?

-Думаю, мы этого никогда не узнаем, даже если он придет в себя. Передам Уайду, что парень ещё без сознания. Кстати, ты сегодня идешь на премьеру?…

 Голоса двух медбратьев казалось, содрогали всё существо Эндрю. Трудно сказать, где он находился сейчас, ведь место это не с чем сравнить – зияющая пустота, принимающая всё и вся – вот и всё, чем, пожалуй, можно было описать его состояние, но оно было блаженным. Понемногу, словно пробираясь сквозь туман  ему удавалось отрывочные картины окружающей его остановки. Открыв глаза, Эндрю содрогнулся так, что это можно было принять за судорогу – вжавшись в больничную койку и с быстротой кошки озираясь по сторонам, он быстро понял, что  находился не в медицинской палате, а старинном и довольно сыром помещении, больше походившем на склеп.

 Спрятавшись за кроватью и прислушиваясь к шагам в приглушенном свете коридора, Эндрю всецело был поглощен загадочными надписями, избороздившими стену так, что всю её можно было принять за одну большую надпись. Непонятный язык и датированные 1400 г. рисунки с изображением непонятных существ, внушающих больше интерес, нежели страх,  сняли с сердца груз и Эндрю, набравшись смелости, подошел к решетке. Знакомый запах плесени поразил его и даже, немного обрадовал – услышав звон ключей, которые, кто-то долго и кропотливо перебирал в конце коридора – Эндрю решил заговорить и выяснить, во что бы то ни стало, где он находится и почему он здесь против его воли.

- Простите, сэр! Что я тут делаю? Вы могли бы мне помочь выбраться отсюда?

Лязганье ключей прекратилось, и послышались поспешные, слегка шаркающие шаги в сторону палаты. Появившееся нечто заставило Эндрю инстинктивно попятится назад, но внутреннее любопытство и отсутствие страха пригвоздили его к месту так, что  незнакомец,  почувствовав, что лишен превосходства, предпочел оставаться в полутени,  нагнетая и  без того запредельную тревожность и таинственность.  Часть подола черной, как смоль, рясы в полутьме переливалась шелком и  отдавала какой-то непонятной теплотой, явно неподходящей той обстановке, в которой он находился. Шарканье ног и переминание выдали в незнакомце  кого-то весьма низкого роста и довольно крупного телосложения, что подтверждало  тяжелое и довольно частое дыхание с подсвистом. 

- Сэр, немедленно ответьте мне, что я тут делаю? Отвечайте!

 Явно смешавшись от такого поведения и замявшись, незнакомец, будто долго вбирая воздух, вдруг выпалил, пожимая при этом плечами в таком недоумении, какое это только могла выдать та видимая его часть и собственные ощущения Эндрю. При этом его тон был таким, словно это был наиглупейший вопрос от человека, который знает ответы на все вопросы, и вдруг решил поиграть в дурашку, состроив снисходительную мину:

- Вы умираете.

Эндрю опешил от такого ответа и присел на кровать, судорожно перебирая в памяти последние эпизоды своей жизни и вдруг, вскочив, вцепился в решетку так, будто это было его спасением, прокричав, что есть силы в лицо новоявленного персонажа:

- Как такое возможно? Как умираю? Я? Как я умираю?

Не ожидая такого выпада, карлик отлетел и, видимо больно стукнулся обо что-то головой, бурно выругавшись на незнакомом Эндрю диалекте, после чего поднялся и медленно, будто опасаясь запертого за толстенными прутьями Эндрю, виновато ответил:

- Медленно, хозяин. Очень медленно.

Последние слова, сказанные тоном самой ласковой матери, которую можно было только представить и снабженные улыбкой чеширского кота, явно не беспокоившего себя  чисткой зубов, привела Эндрю в бешенство. 

- Да вы с ума посходили? Верните меня обратно к родителям иначе я вас всех…!!!

 Последние слова он буквально выплеснул из себя так, будто кто-то с невероятной силой ударил в грудь, оставив разливающееся огнем жжение в области сердца.  Оказавшись в пустоте и, получая удары за ударом в одно и то же место, Эндрю сжался в комок и, внезапно разогнувшись, натянутой струной ринулся на неведомо откуда явившегося обидчика.

- Разряд! Пульс! Реакция зрачков на свет! Он вернулся…

 Слова о возвращении, пролетевшие огненной стрелой в туманном сознании Эндрю, указали тот путь, что должны были пройти его сонные, словно сомнибулы, мысли, потерявшие всякий смысл к чему-либо.  Слегка приоткрыв глаза, он увидел родителей,  стоявших за стеклом: отец, каким Эндрю его не видел никогда, старался успокоить маму, не находившую утешения даже в словах о том, что их сын  пришел в сознание, словно переживала о гораздо большем, таком, что Эндрю было ещё не понять. Полицейские, стоявшие рядом и пристально рассматривавшие его,  молчали, словно догадываясь о том, чего ему  тоже было неизвестно. Царившая повсюду таинственность и ожидание  ответов придало Эндрю огромное и непонятно откуда взявшееся желание скорее разобраться с этим, и, оставшись наедине с самим собой… А вот что он будет делать дальше, оставшись один, Эндрю не знал, распаляя внутренний зуд собственной беспомощностью, чем-то похожий на  сдерживаемое раздражение. 

- Что случилось со мной?

Внезапно заговоривший Эндрю привлек в палату  родителей. Влетевшую в комнату мать едва удерживали несколько полицейских, настолько внушало её поведение угрозу, что её пришлось вскоре увести. Говоривший с отцом полицейский присел на кровать, его коллеги же, задернув  шторы палаты, обступили кругом, словно опасаясь, будто кто-то услышит их разговор. Жара в палате давила на каждого, словно выжимая людей, но воздух оставался кристально чистым. Полицейскому было далеко за тридцать, но гладко выбритая щетина и хороший костюм заметно молодили его, а темная кожа и вовсе делала его красивым, что не мог не оценить даже Эндрю, мысленно представив себя в его одежде.

- Меня зовут Раймонд Паланн – я местный детектив и расследую то, что произошло с тобой и ещё несколько странных случаев. Мы полагали, что это ты нам расскажешь, что же с тобой произошло.

 Внимательный и улыбающийся взгляд проникал в душу Эндрю гораздо больше, нежели он мог себе это позволить для незнакомца. Переход на  «ты»,  столь резко контрастировавший с только что возведенным впечатлением и деловая манера разговора начали отталкивать  его и,  спустя несколько секунд, Эндрю снова был самим собой.

- Что ещё за странные случаи?

 Прохладный ответ юнца, в положении которого было бы естественным тут же рассказать обо всём, смутил  детектива, но  огромный опыт ведения ещё более запутанных дел, направил его не на бичевания себя в проколе, а в мгновенный поиск других вариантов подобраться к тому, что мог знать и видеть Эндрю.

- Эндрю, ты очень умный для своих лет  мальчик и мы наслышаны о твоих достижениях. Но они ровным счетом ничего не значат для нас. Не пытайся увиливать, хорошо?

 Изменившийся тон детектива был подобен удару камня по голове, что не так давно довольно непривлекательно наложил несколько шрамов на лицо Эндрю. И он, копируя манеру детектива, сменил тон  на подобный отеческому распеканию голос святого отца.

- Вы говорите со мной так, мистер Раймонд, как будто мои  прошлые заслуги мешают Вам докопаться до истины. Но Вы и понятия не имеете, что блуждая в чужих душах, всегда будете идти по ложному следу, поскольку ни один здравомыслящий человек не раскроет Вам пути к своему сердцу.

 Ещё более удивленный детектив посмотрел на окружающих его коллег, лица которых становились с каждой фразой  Эндрю всё более неуверенными. Будто подростки, шкодившие за углом, они стояли над Эндрю и чувствовали себя пойманными директором школы. 

-  О чем ты говоришь? Я прошу тебя вспомнить то, что ты видел и описать то, что с тобой произошло – разве это так  сложно для тебя, имеющего столько наград?

 Принижающий тон детектива распалил Эндрю и последний, с улыбкой прищурив глаза, выражал восторг от того, чего детектив ещё не знал. Впервые почувствовав на себе пробирающий насквозь взгляд, детектив почувствовал себя неуютно и словно чего-то ждал.

- Вы похоже на человека, страдающего манией подглядывать, детектив. Подумайте, как глупо Вы выглядите и представьте, что, приходя утром на работу, Вы спрашиваете у коллег: «А что Вам сегодня снилось?» Как они посмотрят на Вас?

 Подавленный смех нескольких коллег, тут же взявших себя в руки,  одернул детектива, что последний не мог не оценить, прищуриваясь и смотря  прямо в глаза Эндрю, словно принимая его вызов. Звонящий телефон детектива прервал начавшееся состязание, за что некоторые из коллег поблагодарили Господа Бога, испытав утомление, которого не знали в течение последних  десяти лет напряженной службы. 

- Это бесполезный разговор,  Эндрю. Поговорим, когда тебе будет, о чем рассказать.

 Кивнув отцу, детектив вышел вместе со всеми, словно никогда и не приходил.

 Стоявший в углу палаты отец, казалось, прожил за несколько коротких минут несколько жизней. В его глазах мелькали обрывки прошлого, яркие, словно звезды воспоминания о раннем детстве Эндрю теперь приносили боль,  найти источник которой казалось сложнее, чем с закрытыми глазами  нащупать иголку в стоге сена.  Потухшие под наплывом сомнений глаза не выражали ничего, кроме горечи собственной непредусмотрительности и излишнего доверия к супруге – всё выражало крадущуюся тень недоверия к самому светлому и единственно делающего отца тем, кто он есть. Стыдясь собственных мыслей, отец невольно отводил взгляд в сторону, опасаясь, что Эндрю прочтет его мысли, совершавшие самый дерзкий набег на святая святых – признание Эндрю собственным сыном.  Пытаясь найти предлог для разговора, отец повертел  бутылку с водой, доставшуюся от детектива в коридоре и решил предложить её сыну, явно желающего воды после всего произошедшего, к тому же жара становилась не выносимой.
Вошедшая в комнату медсестра сказала отцу, что воды не будет в больнице ещё целый день, поэтому то, что он взял воду с собой, было весьма предусмотрительным с его стороны. Не видящий в полусонном состоянии отца, Эндрю воспринял слова медсестры как комплимент отцу и последний, благодаря провидение  за такую возможность, не теряя ни минуты присел рядом с ним, протянув всё ещё дрожащую руку с водой. 

- Ты не сердишься на маму, Эндрю? Сегодняшний день  стал для неё огромным испытанием. 
Навернувшиеся слёзы Эдварда Рихарда, закаленного в боях  офицера иностранного легиона, молили Эндрю заговорить с ним, ожидая этого последние несколько лет.

- Нисколько, отец. Скажи мне, что так потрясло маму? Я видел вас в машине, которая вам не принадлежала, но вы были сами не свои ещё до того как наше жилье ушло в землю.

 Прерывистое дыхание отца стало настолько частым, что его можно было принять за огромное сердце. Ощущение комка в горле прошло не скоро, и только после отец заговорил.
Спускающийся по лестнице  детектив Раймонд вдруг остановился и впился взглядом в звездное небо. Всё окружающее перестало существовать, ни стук сердца, ни  шум больницы, вечно тревожной и живущей в ожидании горя, ничто не говорило в нем – только тишина и чувство беспредельного блаженства, врезавшегося в суетливую жизнь детектива.  Прислушиваясь к себе, стараясь затронуть те невидимые никому струны собственной, уже давно не юной души, Раймонд не нашел ни  тени злобы и расстройства от прошедшего безуспешно разговора с  Эндрю.  Сколько бы ещё  часов он так простоял,  и какие бы тайны самого себя смог открыть – он так и не узнал, получив хлопок по плечу отстоявшего за кофе напарника.

- Детектив, Вы думаете, он действительно ничего не знает?

- Фрэнк, когда ты в последний раз в жизни видел подростка, пролетающего пулей сквозь дом и  лежащего на заднем дворе без единой царапины и при этом с остановленным сердцем? Этот парень что-то скрывает или боится нам о чем-то рассказать. Установите за ним наблюдение.