Издание книги "Александр фон Гумбольдт. Вестник Европы"

Дорогие наши меценаты, мы начали отправлять книги по тем адресам, что вы нам прислали. Список отправлянтов мы выложим позже, на сегодняшний момент было отправлено 16 посылок, на очереди еще три. 

Прислать адреса никогда не поздно, книга будет вас ждать, ведь она издана на ваши вознаграждения!

Итак, ждем продолжения! Всем спасибо!!!

Книга, которую вы так долго ждали! Скоро!

Александр фон Гумбольдт. Вестник Европы

Humboldtiana Москва: - Libra Press, 2015. - 298 с., илл. ISBN 978-5-9906440-0-7

Александр фон Гумбольдт - знаменитый немецкий ученый, сделавший важнейшие открытия в геологии, географии, горном деле, метеорологии, астрономии, физике, химии, физиологии, зоологии, сравнительной анатомии, археологии, этнографии, истории. Современники называли его Аристотелем XIX века. Совершив в 1799-1804 гг. масштабную экспедицию в Новый Свет, он заслужил звания «истинного первооткрывателя Америки». В 1829 г. по приглашению Николая I Гумбольдт отправился в экспедицию в Россию, в течение нескольких месяцев исследуя нашу страну от Санкт-Петербурга до Алтая. 

(вся информация на сайте www.librapress.ru)

*** Основная часть предлагаемой вниманию читателя книги составлена из трех статей А. Соколинского, написанных, очевидно, к 100-летнему юбилею фон Гумбольдта в 1869 году и опубликованных годом позже в «Вестнике Европы». Статьи публикуются в современной орфографии и пунктуации, однако, с сохранением некоторых оригинальных черт языка. Фамилии персоналий и географические названия также публикуются в современном написании, причем прокомментированы лишь те из них, данных о которых нет в русской Википедии. Персоналии, о которых найти информации не удалось, обозначены в Именном указателе знаком «*» после фамилии.

В Приложениях читатель найдет прочие упоминания об Александре фон Гумбольдте на страницах журнала «Вестник Европы». Первая из заметок, «Письмо из Берлина» была написана по материалам немецкой прессы и опубликована во время путешествия фон Гумбольдта по Южной Америке. Приложения публикуются с сохранением оригинальной орфографии и пунктуации и призваны не только дополнить «парадные статьи к юбилею ученого, но и дать читателю представление о языке и стиле журнала начала XIX века.

Книга снабжена указателем имен, указателем географических названий в алфавитном порядке и перечнем упоминаемых в тексте трудов фон Гумбольдта – в хронологическом.

Александр Филиппов -Чехов

Дорогие товарищи по изданию книги "Александр фон Гумбольдт. Вестник Европы". 

Проект близится к завершению. 28 января был совершен поход в типографию, мы выбирали бумагу на обложку и на блок, книга обещает быть красивой и изысканной как небольшие скульптуры Martina Eichingera, а по дороге Александр Филиппов-Чехов сказал замечательную вещь: Наташа, а ведь по поддержке проекта понятно, что Гумбольдт нужен и важен. 

Теперь самое главное. Очень важно для книги, чтобы вы написали на эл. ящик librapresspubl@gmail.com свои имена и фамилии и города проживания, чтобы я внесла вас в книгу (кто не в Москве нужен почтовый адрес с индексом! - это уже для отсылки книжек). 

На этом говорим вам до свидания, до новых встреч (и на презентации книги "Александр фон Гумбольдт. Вестник Европы" тоже). 

Ребята, обратите внимание на проект: «На московских изогнутых улицах». 

Вильгельм Гумбольдт: «Вообще люди не знают его, думая, что я превосхожу его талантом и знаниями. Таланта у него гораздо больше, а знаний столько же, только в других областях».

Дарвин: Его художественные путевые заметки на протяжении всей моей жизни оказывали на меня самое благотворное влияние. 

Шиллер: «Это – голый, режущий рассудок, который пытается измерить природу, неизмеримую и недоступную, и с дерзостью, для меня непонятной, думает вместить ее в рамки своих формул, часто скрывающих под собою только пустые слова и всегда узких. Короче, мне кажется, что он слишком мало восприимчив для своего предмета и очень ограниченный человек».

Гёте: — Что это за человек! Никто из живых не может сравниться с ним знаниями. И всесторонность, какая мне еще не встречалась. Он останется здесь несколько дней, и я уже чувствую, что для меня это будет — как будто я переживу годы. 

Наполеон: «Вы занимаетесь ботаникой? Моя жена тоже».

Риттер: «Около 11 часов явился наконец и Александр Гумбольдт, и все обрадовались его рассказам и новостям. Никто не знает столько, сколько он: он все видел, он уже с 8 часов утра на ногах, тотчас получил известие о смерти короля, говорил со всеми врачами, присутствовал при выставке трупа, видел все, что происходило во дворце, знает все, что произошло в министерских кругах, в семействе короля; побывал в Сен-Жермене, в Пасси, у разных высокопоставленных лиц и является теперь с полными карманами интереснейших анекдотов, которые рассказываются со свойственными ему остроумием и насмешливостью».

Голтей: «Кто из приехавших в Париж, и имевших черный фрак, белый галстук и пару перчаток, кто не являлся к Гумбольдту? Но – и это может показаться невероятным, хотя это истина – кто из оставивших свою карточку у этого благороднейшего, либеральнейшего, благодушнейшего из всех великих людей, не получил дружеского ответного визита? Кто не пользовался предупредительной добротой, советом, помощью этого неутомимого благодетеля?»

Николай I, приняв Гумбольдта, сказал по-французски: — Ваш приезд в Россию вызвал громадные успехи в моей стране; вы распространяете жизнь повсюду, где вы проходите.

П. И. Бартенев: «Пушкин, встречавшийся с ним <Гумбольдтом> в Петербурге, сказал про него одной даме: „Не правда ли, что Гумбольдт похож на тех мраморных львов, что бывают на фонтанах? Увлекательные речи так и бьют у него изо рта“».

Н. И. Лорер: «Узнав, что в городе <Омске> проживает чиновник, знающий прекрасно языки французский и немецкий, хотя и сосланный по 14 декабря, Гумбольдт просил начальство отпустить его с ним... Во время долгого собеседничества с Гумбольдтом Семенов сумел снискать снисхождение и дружбу его, рассказал ему всё наше павшее дело и так расположил своего спутника в свою пользу, что Гумбольдт обещал Семенову по возвращении своем в Петербург хлопотать о его прощении и лично просить за него государя». Хлопоты Гумбольдта, однако, не увенчались успехом. Царь приказал «употребить Семенова на службу в отдаленном месте без права выезда».

Х: «Остается изумительным и непонятным, как он мог вместить такую массу знаний и не быть ими раздавленным».

Перовский: «Мы видели в нем высокий пример истинно ученого и образованного человека, который, посвятя жизнь и все способности свои на изучение и развитие одной из отраслей человеческих познаний, не чуждается всех других отраслей и любопытным взглядом окидывает все запросы, любопытные для ума человеческого вообще, и для ума народного частно. Всеобъемность размышлений и разговоров его изумительна... В России, столь еще богатой для наблюдений разнородных, столь еще свежей для изысканий, открылось обширное поле пред испытательным умом его. Язык, сие живое знамение бытия народа, язык наш, столь незнакомый чужестранцам, столь мало знакомый нам самим, должен был обратить на себя внимание ученого путешественника, слышавшего на веку своем звуки языков большей части мира известного: в краткое пребывание свое у нас он учился ему».

А.И. Герцен: «Гумбольдту хотелось потолковать о наблюдениях над магнитной стрелкой, сличить свои метеорологические заметки на Урале с московскими — вместо этого ректор пошёл ему показывать что-то сплетённое из высочайших волос Петра I…»

∞

Американский журналист-путешественник Байард Тейлор, посетивший Гумбольдта, подробно описал 25 ноября 1856 года в «Нью-Йорк трибюн» свой визит: «Я приехал в Берлин не ради музеев и галерей, улицы Под-липами, театров и пестрой суеты салонов, но чтобы увидеть величайшего ныне живущего человека».

По городской почте Гумбольдт назначил ему прийти в час дня. Дом на Ораниенбургштрассе был выкрашен в мясной цвет. На наружной двери висела дощечка с именем только Зейферта. И, лишь позвонив и поднявшись по лестнице, он прочел: «Александр Гумбольдт». Зейферт провел его в приемную. Гумбольдт вошел. Он спросил, должны ли они говорить по-английски или по-немецки.

— Ваше письмо — письмо совершенного немца, но я достаточно привык и к английскому.

Он казался много моложе своих восьмидесяти семи лет. Волосы его были серебристо-белые, но очень густые. Он усадил гостя на софу, а сам сел на стул.

Но он не мог усидеть больше десяти минут. Он вскакивал, ходил по комнате, открывал книги, показывал картины.

Заговорили о последних работах Гумбольдта. «Я сплю четыре часа из двадцати четырех», — улыбаясь, сказал он. И добавил: «Лучший рецепт долголетия — это путешествия. Ничто так не укрепляет здоровья, как лишения долгого и трудного пути».

Потом он сказал:

— А все-таки я думаю, что Чимборасо — самая прекрасная и наиболее замечательная гора на свете.

Хамелеон, живший в клетке, открыл круглый глаз и посмотрел на собеседников.

— У этого зверя, — заметил Гумбольдт, — изумительное свойство. Он может в одно и то же время смотреть в разные стороны: одним глазом на небо, другим на землю. Впрочем, есть многие служители церкви, которые могут то же.

«Он думает, как и говорит, — записывает Тейлор, — без труда и утомления».

Но вошел Зейферт и провозгласил:

— Уже время!

Гумбольдт встал.

— Вы странствовали по свету, — сказал он, — и видели немало руин. Вот перед вами еще одна…

— Не руина, а пирамида! — ответил Байард Тейлор.

«Я пожал руку, которая жала руки Фридриха Великого, Форстера, Клопштока, Шиллера, Питта, Наполеона, Жозефины, маршалов империи, Джефферсона, Гамильтона, Виланда, Гер дера, Гёте, Кювье, Лапласа, Гей-Люссака, Бетховена и Вальтера Скотта…»

Маленькая рука этого старика как бы связывала два века.