Глава третья. Тамга
До табуна пути-то – четверть часа по лесной тропинке, а как из леса выходишь, на ближайшем холме сразу видно шалаш Етегана, который коней стережёт. Это если идти взрослому человеку, да по делу. А если идти двум друзьям-подросткам, то такая дорога может по-разному выйти. Алмас с Мергеном шли аж четыре часа. Как так? Известно как – как могут идти мальчишки, которым спешить некуда?
Первым делом – боролись на бревне, которое было перекинуто через ручей, пробегающий недалеко от жилья. Ручей был всего шага два в ширину и глубиной по щиколотку – запросто можно было вброд переходить или перепрыгивать. Но бревно кто-то бережно положил, чтобы можно было ног не мочить. Подошли к ручью, и Алмас предложил: «Давай, кто кого перетолкает». Уговаривать-то не надо – оружие на траву, сами на бревно, и давай толкаться, отчаянно балансируя на ненадежной опоре. Закончили бороться вничью – вроде Алмас Мергена перетолкал, да Мерген, падая с бревна, зацепил друга за руку, и оба неуклюже шлёпнулись в холодную воду. Вымокли, перемазались. С хохотом вылезли на травянистый обрыв и долго потом чистились от песка и глины.
Потом прошли ещё сотни две шагов, и тут Алмасу вздумалось вспомнить одну историю, которую как-то рассказывали еляковские сыновья. История требовала рисунков – пересказать Мергену вид диковинных зверей, которые Алмасу представились по тем рассказам. Поэтому надо было найти пригодный для изобразительства материал. Алмас поискал березу потолще, срезал с неё хороший кусок бересты, а на нем кончиком ножа неуклюже выкорябывал рисунки. Мерген жадно слушал, а потом долго спорили – правда, или неправда. Пришли к тому, что может правда, а может, и нет. Самим им никогда никаких чудесных зверей встречать не удавалось, но судя по рассказам старших, в мире каких только животных и птиц не водилось. А в рассказы старших приходилось верить, потому что подтверждались они то диковинными клыками и когтями, то костями, которые ни к одному знакомому зверю приставить нельзя было. Сошлись на том, что надо уходить из дома и идти самим смотреть мир, и чем скорее, тем лучше.
Еще через пару сотен шагов увидели чуть с краю тропинки три небольших куста жимолости со спелыми черно-синими ягодами. Сошли с тропинки и дальше двинулись только тогда, когда объели кусты дочиста. Шли дальше сытые и довольные, широко улыбаясь синими ртами.
И почти уже на выходе из леса наши себе что-то, похожее на настоящее приключение. Мергену, как обычно, захотелось посостязаться в стрельбе из лука – это он был готов за день по несколько раз делать. Вроде и так понятно, что Мерген стрелок более умелый, но нельзя же беспрекословно первенство другому отдавать, поэтому Алмас согласился, не раздумывая. Стрелять Мерген предложил в белку, которая сидела шагах в двадцати на каким-то чудом выросшей в этом лесу сосне. Белка сидела на самом нижнем толстом суку и что-то сосредоточенно перебирала в лапках. Условие Мерген поставил такое: оба одновременно стреляют в белку, стараясь попасть в глаз. Кто точнее попадёт – тот и выиграл. Уговорились, что проигравший тащит победителя пятьдесят шагов на закорках.
Достали из налучей луки. У Мергена лук простой, из акации. У Алмаса – составной, с роговыми пластинами. Мерген жадно посмотрел на алмасовский лук – хоть и не в первый раз видел оружие у своего друга, а всё равно завидки берут. Мерген хороший лук считал самой лучшей и главной вещью на земле, да только его отец по бедности сыну не мог дорогой подарок сделать. А вот Алмасу отец первый настоящий боевой лук подарил еще аж в двенадцать лет – у Карабатыра добра много было.
Быстро натянули на луки тетивы, достали стрелы, встали в стойки. По команде Мергена спустили стрелы – белка свалилась с дерева вниз. Пошли смотреть, кто победил – в белку только одна стрела попала, а вторая прошла аж на пол-локтя справа от белки и воткнулась в сосновый ствол. Оба понимали, что попал Мерген, но итог не подводили, пока белку не нашли.
– Моя стрела, – сказал Мерген, поднимая сбитого зверька. Стрела вошла белке в шею и прошила маленькую тушку насквозь.
– Ну, молодец. Только в глаз-то всё равно не попал, – съехидничал Алмас.
– Да ты не то что в глаз, ты в белку-то не попал.
– Да что-то пальцы скользнули на спуске, – Алмас постарался сохранить лицо. – Ладно, полез я стрелу доставать. Сейчас ещё в смоле из-за твоей белки перемажусь.
– А чего из-за моей-то? Стрелял бы точнее, не надо было на сосну лазить. Я-то тут причем.
– Да ни при чём ты, успокойся. Ты очень хороший стрелок, чего уж там.
Мерген, получив признание, был готов услужить:
– Давай, подсажу.
– Давай.
Алмас снял налуч, колчан со стрелами, отвязал меч с пояса. Всё оружие сложил на землю возле дерева и, с готовностью воспользовавшись помощью друга, полез наверх.
Стрела вошла в ствол почти на весь наконечник, хорошо еще, что не сломалась. Сидела туго, сразу не вытаскивалась. Алмас осторожно раскачивал стрелу за древко, чтобы не сломать чудом оставшееся целым костяное жало. Вдруг заметил кое-что любопытное.
– Эй, Мерген, лезь сюда.
– Зачем, смолой испачкаюсь.
– Лезь, покажу что-то.
Залез и Мерген, встал на соседнюю ветку.
– Чего тут у тебя?
Алмас показал пальцем на ствол чуть повыше своей груди:
– Тамга.
Мергену не видно было, он стоял с другой стороны ствола.
– Давай, местами поменяемся.
Поменялись – неуклюже, места-то нет, чтобы двоим рядом на одной ветке стоять. Ну и Мерген тоже увидел: в коре была вырезана тамга, с ладошку величиной. Рисунку, похоже, было уже много лет, время его основательно затушевало. Изображено было примерно вот что: сверху как бы три рога вверх, боковые кривые, а средний прямой, а вниз – два прямых клыка.
– Знаешь, чья? – спросил Алмас.
– Нет, не знаю, – уверенно ответил Мерген, – Я все тамги знаю, даже тех, которые у нас не живут – мне отец много рисовал и рассказывал, какие чьи. Такой не знаю. Точно.
– Дай-ка, срисую, – попросил Алмас.
Опять поменялись местами. Алмас достал из сумки нож, вырезал кусок коры. С внутренней стороны листа ножом старательно повторил наствольный рисунок.
– А зачем тебе?
– Не знаю. На всякий случай.
Закончив рисунок, Алмас убрал его в сумку вместе с ножом. И провёл пальцами по тамге. Тут же одёрнул руку.
– Ай, жгётся.
Потрогал ещё раз – опять дёрнулся.
– Потрогай-ка.
Опять поменялись местами. Мерген тоже положил ладонь на тамгу.
– Уй, холодно.
– А мне показалось, что горячо.
Мерген повторил опыт.
– Холодно, только так сильно холодно, что даже обжигает.
Повертелись по очереди вокруг ствола – смотрели, трогали. На вид – старая, много лет назад вырезанная тамга. А жжется – аж волдырь оставила у Мергена на среднем пальце. И жжётся-то не огнём, а необычным ледяным холодом. Насмотревшись и натрогавшись, слезли вниз. Сели на траву под сосной – есть о чём поговорить.
Долго обсуждали каждый знакомый род и каждое племя. Рисовали на сухой земле ветками. Спорили. Наконец, Алмас сказал:
– Слушай, её ведь не человек поставил.
Вдруг обоим стало зябко. Показалось, что промелькнула тень, на мгновение затемнив солнце.
– А кто? – шёпотом спросил Мерген.
– Не знаю, - ответил Алмас, – вырезать такую и человек мог. Хоть я вот сейчас ножом такую вырежу. А вот сделать её такой…
Посмотрели друг на друга. Алмас встал.
– Пошли.
Мерген тоже вскочил. Быстро собрали вещи и пошагали так быстро, как только могли. Хотелось бежать, да бежать мужская гордость не позволяла.
Когда выскочили из леса и увидели на холме пастуший шалаш, облегченно перевели дух. Солнце в небе стояло уже сильно к закату.
Глава четвертая. Вор
Етеган, пожалуй, был самым мудрым человеком в племени – сразу увидел, что у парней что-то невесёлое случилось. Стал расспрашивать – молчат. Позвал чаю попить – молчат. Выпили на троих полкотелка душистого травяного отвара – всё равно молчат. Тогда Етеган стал сам разные истории рассказывать. Сначала для порядка за пять минут поделился своими нехитрыми новостями – как табун живёт, про исчезнувшего жеребёнка немного. А потом на долгие пару часов завёл рассказ про свою молодость: что делал, где бывал, какие истории с ним приключались. Историй было много, Мерген с Алмасом заслушались – интересно было.
– Ну и вот такой, значит, знак она мне дала, – Етеган вспоминал историю своего давнишнего неудавшегося сватовства.
– Отец, а мы сегодня тоже знак видели, – перебил Мерген, – мы тамгу нашли, заколдованную.
– Да ладно! – Етеган изо всех сил сделал очень-очень удивленноё лицо.
– Точно, заколдованная. На вид – обычная, а как рукой заденешь – как ледяной огонь. Мерген срисовал её даже.
Мерген достал из сумки рисунок, протянул Етегану.
Старый охотник покрутил рисунок, подумал.
– Не знаю, чья. Не видел никогда такой. Где нашли?
Ребята рассказали.
– Я эту сосну знаю, – сказал Етеган, – это во всём нашем лесу одна такая большая сосна. Я еще маленький был, а старшие, помню, как-то обсуждали, откуда она в лесу взялась. Говорили, что неспроста это.
Переглянулись втроём, помолчали.
– А кто такую тамгу мог там поставить, если не из людей? – спросил Мерген, – пэри могли?
– Лесные пэри плетут ветки и сучья, когда хотят знак оставить. Нет, не пэри.
– Может, дэвы? – осторожно спросил Алмас.
– Дай-ка еще раз рисунок, – попросил Етеган. Покрутил еще раз, подумал:
– Я сам дэва никогда не видел, и никто из тех, кого знаю, сам тоже не видел. Но если по рассказам, то смотрите: три рога, два клыка, а у дэвов и рога, и клыки. Может, и дэвы.
Парням было жутковато.
– А если дэвы, то зачем? Своё пометили? – спросил Мерген.
– Дэвам незачем своё помечать – они всё своим считают. Деревья, весь лес, холмы, горы – если дэв захочет, он везде хозяином будет.
– А может, знак какой-то подают? – спросил Мерген.
– Нет, дэвам нет нужды людям знак подавать, мы для них как букашки. Вы ж не будете муравьям знак подавать. Мы для дэвов – букашки. Может, наоборот – это вы им знак подали.
– Как это? – удивился Алмас.
– Ну, как. Вот ты ставишь на тропе секрет. Лось пройдёт, так ты поймёшь, что лось проходил. Вы вот нашли тамгу, приложились к ней – а дэвы знак получили, что человек нашёл их тамгу.
– А зачем им знать, что мы с Алмасом нашли тамгу? – продолжал расспросы Мерген.
– Ну, зачем? Кто их знает. Может, вы с Алмасом нужны им. А может, кто-то один из вас нужен.
– А почему мы им нужны?
– Да не знаю. Но за столько лет никто на это дерево не залез, а вы залезли. Может, и неспроста это. Хотя, не знаю я.
Помолчали.
– А дэвы сильно злые? – спросил Алмас, а у самого мурашки по коже.
– Да не злые они. Это нам кажется, что злые. Говорю ж – мы как букашки для них. Ты вот букашку раздавишь – ты злой будешь?
Опять помолчали.
– Теперь дэвы придут? - спросил Мерген.
– Да не знаю я, парни. Кто их знает. От нас тут ничего не зависит, захотят – придут, не захотят – не придут. Букашки мы.
Дальше разговор не заладился. Допили котелок в тишине, только кукушка в лесу куковала.
Чай кончился – айда за дело, пока сумерки не сгустились. Пошли смотреть, как пропал жеребёнок.
Обошли вокруг кривой изгороди из жердей. Етеган рассказывал:
– Весь табун стоял в загоне. Я не спал, сидел возле шалаша, возле огня. Вдруг слышу – кони топочут да ржут. Я головню выхватил из костра и к ним – вроде никого. Походил, посмотрел – загон целый был, и вроде все на месте, волнуются только. Ну, я до рассвета проходил вокруг изгороди, а как светло стало, увидел, что одного жеребёнка не хватает. И главное, следов нет никаких. Я следы легко вижу, а тут – не было следов. Если б волк в загон заскочил, то он бы и наследил, да и полакомиться бы не успел жеребятиной – стоптали бы его кони. Ну, если много волков – тоже наследили бы, да жеребенка изорвали. Кровь бы была, и туша осталась бы – унести не смогли бы. Медведь бы мог унести, но он бы изгородь сломал, а она целая. Да и снова – следов нет. Я не знаю, как так. Я сбегал, Карабатыру доложился, да вернулся. Вот такая история.
– А если орёл? – спросил Мерген, – Огромный, я однажды перо такого видел, говорят, они в горах живут и скот воруют.
– Ну, не знаю, - ответил Етеган, – я в наших краях про орлов не слыхал. Хотя так-то мог, конечно.
– А может, это дэв? – неуверенно произнес Алмас, – дэвы же летают, подлетел и утащил, и следов не осталось.
– Парни, я не знаю, кто это. Давайте, сегодня втроём сторожить будем, а завтра следы поищете, может, вы глазастее меня.
Всю ночь не спали, ходили вокруг табуна. Старались не шуметь, чтобы не спугнуть того, кто мог прийти. Самим немного страшновато было. Однако, рассвело. Посчитали табун – все на месте. Етеган засветло уже разрешил парням поспать. Спали чуть ли до полуденного солнца. Потом Етеган вздремнул немного. Потом втроём пошли искать следы. Не нашли ничего. То ли искали плохо, то ли времени уже много прошло, то ли не было вообще никаких следов.
Потом решили сообщить Карабатыру, что останутся сторожить табун – пока не поймают вора. Етеган смотрит, что парни без особой радости на лес смотрят, сам вызвался сбегать. Сбегал быстро – одна нога здесь, другая там. Принес лепёшек свежих, мёда. Перекусили, стали ждать вечера.
Долгий вечер прошёл тихо, настала ночь – светлая-светлая, такая, что на несколько шагов хорошо видно. Луна светила, звёзды светили. Возле шалаша горел костёр. В такую ночь сторожить легко и не страшно. Сначала втроём ходили вокруг изгороди, потом решили отдыхать по очереди. Етеган первым поспать пошёл – днём не выспался, глаза слипались сами собой. Алмас с Мергеном подтянулись, подбодрились – и пошли караулить.
Идут два батыра, один с мечом, другой со стрелой, на лук наложенной, всматриваются в темноту. Ходили вдвоём совсем недолго, дождались, чего хотели – увидели вдруг в темноте силуэт, подходящий к изгороди со стороны чернеющего во мраке леса. Человек, похоже. Переглянулись молчком, и как только могли осторожно двинулись на перехват. Спрятаться негде, место голое, только пригнуться пониже и не дышать, вот и все уловки. Смогли подойти незамеченными, почти разглядели – и удивились. Если в темноте глаза не врут, то девушка идёт – среднего роста, в платье. Больше сквозь сумрак ничего не видно, только фигуру смутно. Ближе подходить не стали, чтобы не спугнуть. Замерли и стали смотреть во все глаза и уши.
Тёмная девичья фигура подошла к изгороди, постояла. Где там табун – в ночи не углядеть, еле видно только ночную гостью. Неожиданно – непроизвольно друг на друга посмотрели, потому что не поверили – девушка подняла руки, и руки вдруг стали тянуться вперед далеко – и пропали в темноте. Через мгновение – шум, топот, ржание – табун всполошился. Смотрят парни на девушку и видят, как возвращаются из темноты её длиннющие руки и на весу жеребёнка держат.
– А ну, стой! – Алмас закричал дурным голосом.
Дальше всё произошло стремительно: насколько лунный свет позволял, Алмас увидел, как отпустили руки жеребенка и втянулись в плечи, как повернулась девушка к нему лицом, как на лице этом вдруг вспыхнули красным глаза. А потом – зверем кинулась ночная воровка на Алмаса, и успел он только руку с мечом выбросить вперед, и увидел, что кроваво-красные глаза сидят в обросших шерстью глазницах не на человеческом лице, а на звериной морде. Через мгновение Алмас получил сильнейший тупой удар в левое плечо, упал от этого удара навзничь, а при падении ударился головой об землю – и всё.
-
- Тимер Булатов
- Автор проекта