Со дня, когда останки троих жертв чудовищного хищника были обнаружены едва ли не в черте посёлка прошло уже полтора месяца. Как обычно, история эта, тем более, не коснувшаяся напрямую всех местных жителей, уже и забылась. Однако, утром, в начале сентября, в кабинет Хорева вошёл сосредоточенный Петрович.
- Поехали. Гретир подворье раcхерачил. На окраине Тарасовки. У какого-то Колдырина.
Хорев уже знал, из анализа устной информации, что гретир материализуется из окружающих дебрей именно таким способом – внезапно-неожиданно учиняет некое невиданное разорение. Да и собственный опыт уже какой-никакой имелся. Он пожал плечами и полез на своё место в казённой «буханке» рядом с Петровичем.
Тарасовка была остатком военного городка, где располагался артиллерийский полк. Полк, в начале 1990-х вывели, но, как это водилось во всех аналогичных случаях, никто не задумался, куда девать наросшую на военную часть гражданскую составляющую. А гражданское население таких посёлков всегда превышало военную, иногда в полтора-два раза. Так и в Тарасовке – на момент моего описания проживало там восемьсот человек, остальные или разъехались сами по себе или умерли от различных естественных-неестественных причин, подобных тем, что массово разбросаны по страницам моей книги.
Основной трудящейся прослойкой в Тарасовке были многочисленные там до невероятия бабаньки. Бабаньки эти нагородили вдоль федеральной трассы ларьков из остатков брошенных домов и торговали там пирожками и фаршированными блинами в ассортименте.
- Вот туда и идут наши заповедные олени и козы, - махнул Петрович рукой в сторону этих фантасмагорических торговых рядов.
Бабаньки призывно захихикали из-за листов битого шифера.
Фермер Колдырин имел обширное подворье возле самой тайги, так, чтобы из окон своего дома можно было озирать примыкающий к опушке луг. На лугу паслись три десятка баранов - всё состояние фермера. Обычно паслись, потому что сейчас они убежали куда-то за речку и оттуда доносилось только их жалобное блеяние.
Подворье же Колдырина выглядело так, как обычно выглядит открытый ящик комода с любовно уложенными хозяйкой вещами, когда игривая кошка собирается сделать в нём лёжку.
Дощатый двухметровый забор был повален, причём как наружу, так и внутрь. Два сарая с какой-то нехитрой фермерской мелочью были раздавлены, словно кто-то огромный прилёг на них сверху. Угол дома был сбит, с крыши съехал лист шифера. Сруб колодца оказался вмят в землю. Хозяин, невысокий, пожилой мужичишка, коренастого сложения, со следами глубочайшего пожизненного похмелья на лице, сидел посреди этого разорения на поваленной бочке из под горючего и ныл в пространство.
- Развели иииродов! Житья скоро не станет! В тайгу не заглянешь, сожрут! Двадцать лет прахом пошли! В суд подам! А шарик-то круглый, ещё встретимся с вами, кровопивцы!
По участку бродил неизменный Козькин и что-то записывал на бумажку.
Из краткого общения с участковым понятно стало немногое. Вроде бы Колдырин проснулся от того, что на участке что-то возится и воняет. Выглянул в окно, увидал какие-то огромные горящие глаза, как фары, испугался, и сел в подвал, пока грохот снаружи не прекратился. Потом уж начал жаловаться и поднял тревогу.
Петрович меж тем бродил по участку, изучая следы. Потом, ничего никому не говоря, махнул Хореву рукой и сел в машину.
- Здоровый, да. Не меньше сотки, а то и сто тридцатка. Никак не пятьдесят четвёрка. В общем, пусть Козькин разбирается, его дело.
- Сотка – чего?
- Да не чего, а что. Номер такой модели. Бульдозер С100. Или 130. Кто-то по пьяне во двор заехал, и развернулся на нём. А то что глаза он здоровые как фары видел – так это фары и были.
- А то что воняет он?
- Так бульдозер и воняет. Ещё как причём. Выхлопом и солярвой. Не бери в голову. Обычная сельская история.
-
- Елена Радченко
- Автор проекта
Комментарии